– Миха, ты мне лучше скажи – вот зачем мы такие уродились? Кому мы такие нужны?
– Какие?
– Да такие… Вообще никакие…
– За себя говори, – буркнул Стройбат, натягивая ветровку и устремляясь к двери.
– Ты куда?
– За закусью и бутылкой, куда ж еще.
– Чего суетиться? Дал бы бабок, я бы сходил.
– Да ты на ногах не стоишь.
Открывая дверь, Стройбат уже знал, что ближайшим поездом уедет из этого города. Найдет, где перекантоваться, не маленький. А там и документы подоспеют. И к хренам из этой страны. К хохлам, казахам, белорусам – только не здесь. Как Зиновий только что сказал? Мы никакие… Хрен угадал. Он, Стройбат, еще немало шей свернет, оставит свой след на этой поганой земле, где что ни человек – то тварь. Что ни морда – то врезать по ней охота!
– Ненавижу вас, уроды, – прошептал Стройбат.
Сейчас на вокзал. Посмотреть расписание, выбрать пункт назначения. Потом вернуться. Упаковать вещи. И – вперед. К новым горизонтам. Чтобы напомнить о себе всем тем, кто его, на свою беду, забыл.
Он распахнул дверь, шагнул за порог.
И на миг застыл.
Глаза уткнулись в глаза.
По лестнице поднимался массивный, с фигурой борца, смугловатый, представительный кавказец, сжимавший в руке пистолет Макарова. За ним маячили «гоблины» в камуфляже, сферах и бронежилетах.
Ежу понятно – полицейская группа захвата. Впереди опер, за ним вышибалы, которым стоит сказать «фас» – и они будут ломать, крушить, стрелять и рвать на части.
За кем они?
Да понятно же – за ним, Стройбатом! Нашли, суки!
Только почему полиция? Должна быть братва!
Стройбат не знал, что по его душу прибыл подполковник Капанадзе. Но Капанадзе знал, что схлестнулся глаза в глаза именно с Мишей Стройбатом.
– Стоять! Полиция! – Капанадзе бросился вперед.
Но Стройбат успел шагнуть назад. И захлопнул дверь перед носом оперативника.
Он прислонился к стене. Спина его вспотела, в груди ухало сердце. Внутри разливался ледяной холод.
Пришли, легавые! По его душу, суки, пришли. За его жизнью!
По двери ударили ногой. Но она устояла. Когда Зиновий был еще не в алкогольной коме и при деньгах, дверь соорудил себе на славу – хоть и деревянную, но крепкую. Но долго она не продержится.
Нечего стоять – только смерть свою выстоишь! Надо действовать! Вперед!
Он кинулся к себе в комнату. Извлек из тайника, оборудованного под паркетной доской за батареей, пистолет Макарова с глушителем – свой любимый рабочий инструмент. В сознании пульсировала горячими токами крови мысль: «Не возьмут, суки! Не дамся!»
По двери бухнули чем-то тяжелым – она треснула, подалась, но опять устояла.
– Головатько, – послышался голос оперативника. – Выходи! Тебе некуда деваться. Никто тебе ничего не сделает!
– Хрен тебе, падла! – заорал не своим голосом Стройбат.
Зиновий, будто его вообще не касалось происходящее, продолжал сидеть за столом.
– Михаил, считаю до десяти, – не успокаивался оперативник. – Потом запускаю спецназ. И они тебя под горячую руку завалят!
– Поубиваю всех!
– А убивалки хватит?!
– Встречу как положено! – Стройбат сжал пистолет. Мысли метались в разные стороны, душу рвала непередаваемая гамма чувств – от вязкого ужаса до первобытной ярости. Скачущие сумасшедшим галопом эмоции мешали ясно оценить обстановку.
А когда на миг вернулось соображение, то понял, что крепко заперт. Глянул из окна, внизу маячили громилы в камуфляже – так что даже если удачно спрыгнет с третьего этажа, то прямо в руки пятнистых.
Убьют же! Убьют! А как хочется жить! Как хочется свободы и простора!
Они его хотят посадить в клетку!
Никогда!
Что делать?
– Три, – без тени волнения, обыденным голосом, как конферансье в цирке, вел счет оперативник: – Два… Стройбат, выходи. Время и моя доброта заканчиваются!
– Я тебе кадык вырву, падла ментовская!
– Один! – завершил отсчет Капанадзе.
После некоторой паузы дверь вылетела от удара «ключа» – огромной кувалды.
В комнату, прикрываясь бронещитками, ощерившись стволами, ворвались спецназовцы. По виду – чисто древние рыцари в латах. Вооруженные, злые, готовые ко всему.
В дальнем углу комнаты, рядом с окном, стоял Стройбат, держа за шею своего собутыльника Зиновия и целясь ему в голову из пистолета Макарова с глушителем.
– Замерли! – крикнул Стройбат. – Я ща его продырявлю!
Спецназовцы застыли, оценивая ситуацию.
Стандартная вводная, отрабатываемая не раз, – захват заложника.
И действия стандартные. Можно убрать террориста удачным выстрелом. Можно бросить светошумовую гранату и скрутить негодяя, пока он будет дезориентирован. Но Стройбат заслонялся своим приятелем достаточно умело, и риск потерять заложника был велик.
– Шаг сделаете – выбью ему мозги!
– Миха, ты чего? Это же я! – удивленно просипел Зиновий.
– Заглох!
– Я же твой кореш. – С Зиновия начал слетать хмель, что было за последние годы нечасто.
Интересно, повторялась ситуация с Наташей в подмосковном поселке. Только теперь Стройбат держал заложника. Все повторяется. Все события бегают в этой жизни по кругу – раз случившись, преследуют тебя в других интерпретациях.
– Ты чего, Стройбат, кореша своего завалишь? – поинтересовался спокойно Капанадзе.
– Завалю! Мне терять нечего!
– Вы же вместе служили, на зоне чалились.
– Каждый за себя!
– И лишь Бог за всех, – кивнул Капанадзе.
Полицейские и бандит простояли некоторое время друг напротив друга. Ситуация патовая.
– Вы даете мне проход, и я ухожу, – прохрипел Стройбат, глубоко дыша – бешеное сердце разрывало его грудь. – Ни денег, ни вертолета не требую. Только выпустите.
– Все равно попадешься. Из города не уйти.
– Не ваша забота. Отходите и открываете мне проход. И снайпера пусть не балуют. Я даже с пулей в черепе сумею нажать на спусковой крючок! Ну, мусора, я два раза не повторяю!
– Стройбат, ну чего ты кипишишь? – все так же невозмутимо произнес Капанадзе. – Жить хочешь?
– Все хотят!
– А не получится, если ты так себя ставишь… Ты что, думаешь, ценного заложника взял? Не смеши мои ботинки! Мы сейчас и тебя, и его до кучи грохнем, чтобы тебе было с кем на том свете беленькую жрать!
– Не свисти, мент! С тебя за заложника погоны снимут!
– Свистят соловьи, а я при исполнении. Грохнем и не поморщимся. А Зиновия в подельники тебе запишем. Так что уничтожили не просто волка-одиночку, а целую стаю. Мне еще орден дадут, Стройбат. И я в благодарность за твой упокой свечу поставлю.
– Ты…Ты падла!
– Стройбат. Ты нужен нам живой! Здоровенький! Иначе чего бы я с тобой говорил? Дал бы команду «фас». И все. И нет тебя.
– Зачем я тебе нужен?
– Вопросов к тебе гора.
– Пошел ты!
– Я обещаю тебе жизнь! Только кончай чудить! Или сдохнешь! Здесь же! Сейчас же!
«А по хрену на все!» – вдруг решил Стройбат. Больше всего ему сейчас хотелось выжить. Конечно, хотелось порвать этого опера. Но он не мог. Он вообще ничего не мог. И понимал, что они правы.
Отбросил пистолет. Оттолкнул Зиновия.
Громилы в камуфляже рванулись к нему.
В голове как граната взорвалась – и свет померк.
– Йог, опять ты в медитации и ни шиша не делаешь, – возмутился Капанадзе.
Йог действительно медитировал.
– Надо вас к дисциплине начать приучать, – покачал головой Капанадзе. – Ну, там строевой шаг, упал – отжался. А то распустились.
– Сергей Давыдович, здесь же не армия! – От избытка чувств Айфоныч аж оторвался от планшетника.
– Полиция хуже морфлота. Так что вешайтесь, караси.
В отделении царила атмосфера расслабленности. Можно было перевести дух и почесать языком. Спецназовцы так хорошо приняли уже сдавшегося Стройбата, что тот теперь лежал в тюремной больничке, и врачи запретили ему давать показания, которых все ждали с таким нетерпением.
– Гнобить родных подчиненных без причины – это грех. И чревато, – укоризненно произнес Йог.
– Это еще почему? – удивился Капанадзе.
– Люди по группам кочуют из жизни в жизнь. Все мы в одной группе, перерождение за перерождением.
– Не группы, а труппы, – хмыкнул Капанадзе.
– Какой труппы? – не понял Йог.
– Жизнь – это нескончаемый балаган, а люди, как бы ни надували щеки от осознания собственной важности, всего лишь клоуны. Притом, чем больше важности и самодовольства в них, тем они смешнее. Веселить с улыбкой может каждый, а с серьезной рожей – это мастер-класс. Так что если ты прав, мы всего лишь еще одна цирковая труппа, кочующая по вечности.
– Шеф, вот за что люблю тебя – умеешь красиво загнуть, – восхитился Йог. – Только мы от жизни получаем уроки, даже если и кажется, что участвуем в бесконечном балагане. Мы совершенствуемся.
